Лес плещется еловым морем переливаясь из темной бирюзы в зелень. Ветер треплет колючие лапы заставляя шелестеть иглами и крениться волнами перетекая и унося завитки из сорванных листьев редких берез. Над верхушками деревьев петляет маленькая горихвостка, заметить ее непросто в бескрайнем лесу где такой крохе легко затеряться в ветках деревьев. В маленьком клюве мешочек с защитным кольцом за которым давно охотилась ведьма Красного болота.
    Давняя вражда с многими обитателями леса, желание распространить свое влияние вынудили ее искать защиты разума и кольцо могло в этом помочь. Могло бы помочь, если не окажется пустышкой, ведь демон, что носил его, лишился защиты по первому требованию своей же рабыни. Сколько ведьма не гадала над хрустальной гладью шара так и не смогла понять, что именно случилось и стоит ли артефакт риска. Кольцо было стянуто из постели маленькой горихвосткой, унесено через портал и теперь на полпути к своей хозяйке ее настигла беда. Вороны.

    Не простые птицы, над их крыльями вьется темная дымка, а несколько пар глаз размещены как у пауков время от времени тают в черном оперении, то раскрываются одним по центру головы. Погоня должна закончится, уже вдалеке виднеются ивы красного болота, поднимается столб дыма от ведьмовского костра отпугивая воронье с болот. Ведьма ждет, подает сигнал своему фамильяру. Горихвостка летит на дым, хлопает маленькими крыльями по восходящим потокам, а сердце заходится все сильнее. Неожиданно снизу ее подкидывает тень, другая ударяет клювом в крыло заставляя сноп обжигающих перьев разлететься угольками опаляя преследователей. Кольцо выпало из лап и ей приходится пикировать за ним до тех пор пока артефакт не окажется вновь у нее. Без кольца можно к ведьме не возвращаться, сгинуть в лесу будет лучшим исходом. Между молотом и наковальней мечется певчая и не успевает проскочить мимо двух волн воронья встающих стеной на пути к болотной хижине.

   Сотни рокочущих голосов объединятся в один крик, карканье становится похоже на рев. Нет, ей никак не успеть к ведьме, горихвостка разворачивается. Даже угли заклятий не способны одолеть и пробить путь для маленькой посыльной. Нужно переждать когда стаи воронья растекутся тенями по лесу, когда отступят от болотных земель. У нее есть всего неделя, прежде чем ведьма разорвет их связь и проклятье поглотит ее окончательно.  Шелест маленьких крыльев несет между ветвей, она может пролететь там, где у воронья нет и шанса, но они не сильно отстают. Нет возможности забиться в дупло или между кореньев, слишком хорош обзор. Ночь сгущает краски и огненная кайма хвоста и крыльев зачарованной птицы оставляет за собой сноп искр на ветвях вызывая возгорание. Небольшая фора, а впереди показалась тень здания. Удается юркнуть между камней, забиться далеко в расщелину и скрыться от пытливых глаз погасив защитное тление оперения. Теперь она маленький уголек, была горихвостка, а теперь тенехвостка. Черная кайма с запахом жженого пера позволяет  спрятаться, сбивает с толку, скоро запах развеется оставшись лишь в щели. Прежде чем скакать к свету птица прячет артефакт. Нельзя чтобы его отыскали или заполучили вместе с ней.

   Как следует спрятав кольцо в одном из стыков кладки, невольный фамильяр пробирается глубже в трещине, не спешит покидать своего укрытия. Озирается рассматривая помещение, поворачивая голову из стороны в сторону. В землях воронья не стоит надеяться на выживание, но и сдаваться было рано. Далеко не самая страшная передряга из всех в которых побывала птичка, по крайней мере пока что. Теперь, когда сердце успокоилось после погони, а карканье за стеной утихомирилось, маленькая горихвостка уселась в щели и продолжила наблюдать за комнатой в которой оказалась. Точнее в которую не решалась проникнуть, надеясь к утру покинуть свое зыбкое укрытие и порадовать ведьму выполненным заданием.

Каменная расщелина не может быть укрытием слишком долго. Беснующиеся тени снаружи напоминали об этом шелестом острых перьев, стуками крепких клювов. Под их ударами сдастся и камень, рассыплется мелкой крошкой сбиваясь кучками во мху и лишайнике.  Горихвостка слышит голос взывающий к благоразумию, призыв сдаться, а позади раздается рычащее карканье воронья подгоняющего добычу к рукам ловца.  Ведьма с ней церемониться не будет, а Шум будет, но еще меньше чем хозяйка. Быть может он ее не убьет сразу, но позади черной дымкой свивается тень напоминая о том, что смерть здесь поджидает ее везде. Из темной расщелины откуда ждать можно разве что мышь, выскальзывает птица с хлопком крыльев взмывая вверх. Окна закрыты, в печи горит огонь, только к Шуму и лететь. Уже в доме свилась в гончего ворона тень и устремилась за посыльной. Не успев достичь нового укрытия птица оборачивается в истинную человеческую форму выпадая из мерцающего облака магической дымки к ногам колдуна.

   Позади в серебряные волосы цепляется ворон, бьет крыльями, пытается клюнуть, а Горихвостка хватает его рукой за шею и откидывает от себя прочь. Только рытвины глубоких царапин на бледных руках кровоточат алым узором расползаясь к кистям. Тень знай себе растворилась, улетучилась обратно в щель комнаты, скрылась оставляя беглянку на суд хозяину земель.  Тяжело и испуганно дыша девушка озирается по сторонам, большими от страха глазами. Все тело ноет от долгого полета, в груди щемит загнанное сердце, так сильно, что приходится приложить к грудине ладонь, чтобы унять хоть немного. Вот и Шум о котором таким как Горихвостка только во снах и грезить. В самых страшных кошмарах, ведь Ведьма пугает, рассказывает свои страшные сказки  о том как Шум пожирал ее птиц обгладывая кости. Останки скармливал своим теням, о том, что ведьма сама устраивала кровавые пиры любовницу со своей легкой руки она ни за что не скажет. Ее птичкам знать то вовсе не обязательно, а остальные никогда не разболтают маленький секрет.

   Свирели, жаворонки,  совы, кардиналы и воробьи. У ведьмы коллекция большая, из тех кто заложил свою душу лесу, а теперь боится в нем раствориться. Горихвостка у нее давно, настолько, что уже не помнит кем была и как ее звали, помнит только как пришла и просила взять ее в фамильяры. Ведьма согласилась и началась служба до сего дня успешная.
— Ты… Шум.  Лесной колдун. Зря ты меня ловил, Хозяйка не хватится меня. Лучше отпусти, только разозлишь, у меня все равно нет ничего, — она вытягивает руки покрытые магическим узором и кровью, поднимает глаза. Кольцо спрятано между камней в его собственном доме, но кто же его отыщет без ее участия? Если только кладку разобрать. Впрочем, быть может Шум достаточно сведущ в заклинаниях поиска, чтобы не нуждаться в ее подсказках.

    Отползая немного дальше она так и сидит на полу не решаясь подняться. Опасливо смотрит замерев в мучительном ожидании. Воронье тенями толпится на окнах, заглядывает в надежде на кровавый пир. Столько свежего мяса, юного и ароматного. Не какая-то гниль и падаль зверья с болот, не посыльные ведьмы на один укус, где перьев больше нежели мяса. Здесь истинная форма — совсем другое дело.  Тем временем Горихвостка взялась смелости встать, облокотилась на руки и поднялась выпрямляясь и расправляя плечи. На ее светлой коже виднелись очертания перьев тонким узором, а на руках иллюзорная, едва уловимая дымка вырисовывала маховые перья прямо из рук. Тонкое одеяние оставляло мало простора для фантазий, да и к чему много одежд той, кто большую часть жизни проводит птицей в клетке. Белый саван из тонкого атласа, пояс на тонкой талии – вот и весь наряд. Она пятится к стене до тех пор пока лопатки не упираются в нее, больше отступить некуда. До двери далеко, до окна и того больше.

У страха глаза велики, а у Горихвостки и того больше. Посыльная с угольными искрами на перьях, у нее в способностях лишь в щель забиться, где никто не достанет. Однако тени Шума клубятся по трещинам и щелям выбивая из них все потаенное, надежно скрытое в камне. По белесой коже пробегают мурашки, а желудок скручивает сильным спазмом. Казалось еще мгновение и станет по настоящему худо, ком в горле проделает остаток пути выпав к ногам  неоднородной массой. Нет.  Посыльная удержалась и плотнее прильнула спиной не поднимая головы до тех пор, пока пальцы не потянут подбородок выше.  В каждом своем слове Шум прав, не помнит она как быть человеком, себя не помнит, но знает лишь страх раствориться в лесу среди колючих и острых ветвей, растаять дымкой утреннего тумана над топью.
— Если Хозяйка снимет браслет, то я растворюсь в лесу и исчезну, вот и всё. Других причин моей службы и нет, — прощебетала Горихвостка своим мелодичным голосом, что сник за возмущенным карканьем воронья на подоконнике. Стоит Шуму опустить взгляд, как на левой щиколотке девушки он увидит металлический браслет.  Как любая домашняя птица Горихвостка была окольцована, быть может он уже видел эти браслеты и раньше, на других птицах Ведьмы.  Стоит его потерять и за три дня фамильяр отдает душу Лесу.

   Ведьма давно сообразила отвод, чем и пользовалась. В ее власти было распоряжаться потерянными, держать их по клеткам, посылать на свои задания. Чем дольше служит, тем меньше помнит о том для чего живет на этом свете. У Горихвостки воля к жизни во взгляде играет, трепещет мерцающими озерами под тенью густых ресниц. В нерешительности она раскрывает уста, но замирает боясь ответить на вопрос.  Мгновение медлит, затем еще одно, но как не рассчитывала она улизнуть, понимала лишь, что между молотом и наковальней в этот раз не проскочить. Её жизнь ей по прежнему дорога была, хоть птица уже позабыла почему именно.
— Кольцо защиты разума, — произносит она на одном дыхании, — оно из другого измерения. Не известно даже работает ли.

После этих слов ее тонкие руки упираются в широкую грудь колдуна пытаясь оставить спасительный шаг между ними. Неожиданно мелкие обрывки воспоминаний пролетают в голове, словно перед смертью. Заглянув в глаза Шума, она уже не верила, что эту ночь переживет, быть может от того и память прорезалась через завесу рабского забвения. Как много лет назад она просит у леса за свою младшую сестру которую поразил тяжелый недуг, как Лес благосклонно принимает ее просьбу вырывая из солнечного сплетения искру жизни. Откладывает милосердно срок и дает попрощаться с сестрой, но вернувшись домой Горихвостка застает лишь пепелище. Деревенщина окружает и рассказывает, что разбойничий налет пережило их село, многих мужчин убили, а женщин забрали в невольницы. Среди них мать ее и сестра. Глаза в глаза она смотрит на Шума начиная дышать полной грудью и кров шорохом начинает пульсировать в голове накатывая биением пульса на слух. Сколько времени прошло с тех пор, как она нашла способ отсрочить свою смерть, ведь хотела отправиться на поиски матери с сестрой, ведь брата и отца, кажется, убили.

— Ты убьешь меня? Съесть собрался? Нельзя мне умирать, прежде чем я узнаю что случилось с моими родными. Я вспомнила, помню почему к ведьме пришла, я хотела отыскать свою семью. Но как давно это было я не знаю, обманула меня ведьма с болот, — прошептала посыльная, — я достану тебе то кольцо, Шум. Поступай как знаешь, но отпусти меня, не возвращай ей и не убивай, прошу… — изгибая брови она смотрит подняв посветлевший взгляд. Теперь в нем появилось понимание, отголоски той кто заложилась Ведьме по юности, по дурости и наивности. Будто та хоть раз держала слово и ведь знал люд, но шел все равно в час нужды и отчаяния. Вороны каркать перестали, притихли, словно расслышали и замерли в ожидании вердикта своего господина.

Из под густых ресниц взгляд светлых глаз устремился к окну, там, за тонким стеклом покрытым дождевыми разводами столь желанная свобода. Вот бы не было ни алой ведьмы, ни коварных духов леса, ни этого колдуна. Не было бы и крыльев от которых горит бледная кожа спины… Тонкий магический узор сверкает, переливается и на ощупь горячий словно воспаление. Магия ведьмы отгоняет лесное проклятье, но здесь, в чужом доме изрядно проигрывает. Настолько, что к невольнице вернулась память, лишь для того чтобы на миг вспомнить свое имя, историю и жизнь, которые требует в уплату Шум. Губы приоткрылись в нерешительности и немом вопросе,  переводя взгляд от окна к темным глазам колдуна, Горихвостка все же решилась. Из огня да в полымя, но и за стеклом не та свобода которой она так жаждет, а лишь стаи кровожадного воронья, проклятие леса и гнев алой ведьмы. Маленький клочок неба маячит словно надежда к которой она стала немного ближе. Из дома ведьмы никакого неба не видно, лишь прутья клетки и узор покрывала которым она постоянно накрыта.

— Я не хочу жить ради служения, но выбора у меня нет, —опустила она печальный взгляд.
—Для чего ведьме кольцо я не знаю, но что делает оно я подслушала. Ведьма с кем-то говорила, но я не видела кто это был. Моя клетка накрыта тканью, как и все остальные, — внимательно следя за передвижениями Шума Горихвостка не успевает понять как он растаял и возник так близко, что от страха девушка закрылась скрестив руки перед вжатой в плечи головой. Но не удар последовал за рывком, скрещенные руки медленно опускаются, зажмуренные от страха глаза распахнулись. Ее кожа горячая, словно у птицы, но у Шума рука  еще горячее, словно прожигает тонкую ткань.
— Три дня? — беспокойный взгляд вновь устремился к окну, где-то там за кронами деревьев виднелся маленький кусочек неба и от горькой обиды у Горихвостки намокли глаза. Вот бы ей улететь прочь, куда-то далеко, найти близких и… А живы ли они? Сколько лет минуло с тех пор как она попала к ведьме, она даже не помнила. Сама она ничуть не изменилась, но казалось минули с тех пор столетия.
— Мое имя… Алэнна, — говорит она уже и забыв как то тает на языке при произношении. Матушка звала ей просто Эн, а сестра все время жаловалась, что ей имя простецкое досталось. От этих воспоминаний становилось лишь горче, но терять их Горихвостке не хотелось на этот раз.

— Ты можешь оставить мне память? Куда я убегу? Мне теперь ходу никуда отсюда нет, ведьме лучше отныне на глаза не попадаться. Но ее спасение сродни лесному забвению. Проще сразу в чаще растаять среди духов,  — ее руки аккуратно поддевают пальцы лежащие на талии помогая высвободиться. Сколь неловким мог бы быть этот момент, будь они юношей и девицей на базаре в селе, но здесь торги на жизнь, не до смущения. Подняв руку девушка оборачивается мерцающей дымкой превращаясь в птицу. Сидит на смуглой руке Шума и крутит маленькой головой рассматривая его сверкающими глазами. Взмах крыльев и Горихвостка улетает в ту щель и которой вышла, уже внутри она смотрит к выходу откопав перстень. Ждут ли снаружи вороны готовые растерзать при попытке бегства? Птица не узнает, ведь отправится обратно с добычей в клюве. Не было ее с пять минут, но и вороны на улице не шумят, а стало быть не убегает.

   Вот и птица показалась встряхнув оперение и обращаясь обратно девушкой, на открытой ладони лежит тонкий ободок кольца с небольшим камнем в металлической глади. Ее рука дрожит, когда протягивается в сторону Колдуна. Перстень на проклятый не похож, однако никто его и не надевал.
— Вот. Это кольцо, на вид невзрачное, даже обычное, но ведьма за ним отправила меня аж до другого мира, — стоило Шуму забрать украшение, как девушка опустила руку прижимая обе к себе.
— Что значит продержаться здесь три дня? — обеспокоенно спросила она. Голос ее звенел, не зря превращалась в певчую птичку. Сейчас лишь неизвестность грядущего беспокоила её. Страшно хотелось узнать что имел в виду колдун говоря “продержаться”... Быть может рано она отдала кольцо и надо было сперва условия выслушать? Хорошая мысль как всегда пришла запоздало, теперь оставалось уповать лишь на милость вороньего лесного князя.

Лишь растерянно качнув головой в ответ на вопрос Шума, Лана попятилась, провожая взглядом кольцо, спрятанное в кармане. Её глаза поднялись вверх, к лицу хозяина дома, который уже собрался в путь по своим колдовским делам. Что если Шум шутит, и стоит ему за порог сойти, как Горихвостку разорвут тени, не оставив и пера? Сглотнув ком, подступивший к горлу, птица кивнула, проигрывая в голове имена других обитателей замка. Всё же, похоже, не разорвут. На мгновение отлегло, до холодного пота и мурашек на коже, пока Шум, обращаясь тенью, вылетал в окно. Девушка от вида исполинского ворона прильнула к стене, вжимаясь лопатками и провожая взглядом взмах чёрного как смоль крыла, которым он мог запросто пришибить несчастную. Однако томиться в одиноком ожидании долго не пришлось. Новый голос треском послышался позади, заставляя её обернуться. Лана сразу поняла, что перед ней Грач, просто потому, что к моменту приглашения устроиться в его постели за спиной юноши возник высокий мужчина. Длинные волосы цвета карамели спускались по крепким плечам к ключицам и лопаткам, где и заканчивались, а спокойная улыбка пробуждала странное ощущение опасности.

— Не слушай этого блабола. Во-первых, это моя постель, а во-вторых, места в ней нет, — послышался раскатистый баритон, от которого становилось немного жарко. Горихвостка обхватила себя за предплечья и отступила на шаг от обитателей дома.

— Да ты не бойся, мы тебя не съедим, хоть ты и певчая. Раз Шум тебя оставил себе, то на его харчи никто тут не посягнёт. Разве что Грач, но он больше пугает, да, Грач? — Руки Филина скользнули по угловатым плечам юноши, сжимая длинные пальцы в районе бицепса и заставляя отступить на шаг от перепуганной знакомством девушки.

— Дверей? — удивлённо оборачиваясь и разглядывая помещение, Горихвостка наконец замечает, что переходы в комнаты и правда не имеют дверей. Её состояние совершенно не располагало к тому, чтобы подмечать детали местного интерьера, ведь она всё ещё не знала, как поступят с ней Филин и Грач. Неожиданно Филин сфокусировал взгляд на певчую и елейно улыбнувшись, потянул Грача ближе к себе, заставляя того прильнуть к груди лопатками. Филин был значительно крепче и выше парня, а потому вырваться из его рук у Грача шансов не было.

— Иди в тот проём, прямо до стены и налево. Там гнездо Шума, жди его там. Нигде больше не ходи, пока он не скажет, как быть с тобой, — Горихвостка быстро закивала на слова Филина, после чего буквально сбежала из обеденного зала, в котором все они находились.

Грач и Филин остались вдвоём, и мужчина повернул юношу к себе лицом, улыбнувшись на одну сторону. От этого на фарфоровой коже щеки появилась морщина ухмылки.

— Ишь какой... Гостеприимный. Сам хвост только недавно отрастил. — Филин провёл рукой по щеке Грача, слегка надавливая на кожу, оставляя едва заметные следы от пальцев. — Иди в спальню, Рок, здесь для тебя ничего нет, кроме моего гнезда. Может, тебе напомнить, что ты мне проигрался в пух и прах? - Филин наклонился ближе к юноше, его горячее дыхание обжигало кожу шеи юноши. Мужчина обвёл губами край его уха, чуть касаясь губами.  Филин, заметив первые мурашки, ещё крепче сжал его плечи, притягивая ближе к себе.

— Шум ведьмину птичку не отдал воронью, а это значит, что один маленький грач сегодня мой, — голос его стал чуть ниже и хриплее.

— Ты же не забыл, что ты мне принадлежишь? — прошептал Филин, вдыхая запах юноши. Его руки начали скользить по телу Грача, исследуя каждый изгиб, каждый мускул. Он притянул парня ближе, их тела соприкоснулись, и Грач почувствовал тепло, исходящее от мужчины, — Тихо, малыш. Сегодня ты будешь только моим, — с этими словами Филин притянул юношу к себе ещё ближе, их губы встретились в горячем, требовательном поцелуе...

Горихвостка, отбежав от странной компании, оказалась в длинном коридоре. Стены были увешаны старинными картинами, на которые она почти не обращала внимания. Лана, ведомая указаниями Филина, шагала по коридору, стараясь не думать о том, что её окружает. Наконец, она добралась до указанного проёма, он вёл в комнату, освещённую мягким, тёплым светом, который казался иссечённым сквозь ветви какого-то неизвестного дерева. В центре комнаты располагалась большая круглая кровать, по краям которой были разбросаны подушки и цветастые, пестрые покрывала. Всё вокруг казалось будто бы сотканным из теней и света, переплетённым в замысловатые узоры витража. Лана неуверенно подошла к кровати, коснулась мягкой ткани покрывала и вдруг почувствовала, как усталость навалилась на неё всей тяжестью последних дней. Она вздохнула, села на край кровати и, не заметила как, легла, погрузившись в мягкость подушек. Её разум вновь вернулся к тому, что произошло за последние несколько часов. Встреча с Шумом, потеря кольца, эти странные обитатели замка — всё это казалось сном, из которого невозможно проснуться.

Погружаясь в раздумья, Лана попыталась представить себе, что будет дальше. Её мысли метались от страха к надежде, от тревоги к кратким моментам успокоения. Она представляла, как Шум возвращается и объясняет ей, что делать дальше, как она сможет вернуться домой или хотя бы найти ответы на свои вопросы, но выглядело это детской мечтой посреди вполне взрослой реальности.

Неожиданно Лана заметила, что свет в комнате начал медленно тускнеть, и она поняла, что уже темнеет. Понимая, что в замке с наступлением темноты может стать ещё более жутко, она натянула на себя одно из покрывал и, свернувшись калачиком, попыталась расслабиться. Несмотря на все тревоги, сон постепенно стал одолевать её. Мягкие, чуть прохладные подушки и спокойствие комнаты создавали уютное ощущение безопасности, пусть и временной.

Поначалу чудится запах клетки, что долгое время служила домом. Кажется Горихвостке, что она снова у ведьмы, а на клетку накинут отрез плотной ткани расшитой паучьим шелком и расписанный кровью духов леса. Нет, морок проходит оставляя из реального лишь страх. Бояться было чего, ведь Алая ведьма терпением не отличалась, имела крутой и дурной нрав сравниться в величии с которым могла лишь её красота. Колдунья с легкостью подчиняла умы, не страстью так страхом,  если не удавалось надавить, то ложью и лестью пробивала себе путь куда угодно,  а от того не верилось птице, что та не явится в вороньи покои по её душу.

—Сколько же я проспала? — отодвигая рукой одно из покрывал в гнезде спрашивает Горихвостка не надеясь получить ответ. Вокруг нет никого, лишь в темных углах колышется плотная тень моргая десятками глаз и роняя тающие дымкой перья. Воронье отдыхает, таится чтобы напасть на тех, кто осмелится явиться без приглашения. Поднимаясь и разглаживая светлую ткань на бедрах девушка оглядывается, вчитывается в записку на подносе, удивленная тем как хорошо отнеслись к ней местные обитатели.
— Орехи, земляника, — обычные лесные лакомства, но ей не доводилось питаться хоть чем-то кроме сырого пшена. Все слуги Алой ведьмы не купались в роскоши, да что уж там, даже скудного разнообразия не видели, как и света белого. Потому то птица и не рвалась наружу, день с ночью она давно перепутала. Припоминая на чем закончился разговор с Грачом и Филином, незваная гостья решила старожил дворца больше не беспокоить, а потому отправилась к арке робко выглядывая в коридор.

  Рука робко провела пальцами по шляпке гриба излучающего слабое свечение и легкий налет биолюминесцентной слизи остался на пальцах. Горихвостка на мгновение задумалась, разглядывая светящуюся слизь на своих пальцах. Этот свет напоминал ей лунные ночи, когда она, еще с посылкой, летела над лесами, прячась от холодных ветров и воронья. Сделав глубокий вдох и набравшись смелости, она осторожно шагнула в коридор, чувствуя, как холодный каменный пол под ногами будит в ней неясные воспоминания. Мало помалу Алэнна вспоминала былую себя. Впереди простирался узкий проход, освещенный лишь слабым сиянием грибов, лишайник пророс на полу, словно плотный ковер, защищая босые ноги от холода источаемого каменным полом.
–Где же все? - подумала Горихвостка, не замечая ни одного живого существа больше, даже вороны в тенях не прятались больше. Тишина, казалось, окутала весь замок. Её шаги эхом разносились по коридорам, но никто не пытался ее остановить. Правда птица следовала по разрешенной территории и не торопилась нарушать рекомендаций из записки.  Проходя мимо массивной деревянной арки, она услышала приглушенные голоса. Прислушавшись, Горихвостка поняла, что это разговор Грача и Филина. Она замерла, надеясь не привлечь их внимание, но любопытство пересилило страх, и она тихо замерла, чтобы подслушать немного.
— Интересно, Ведьма придет за ней? — говорил Филин, его голос был полон тревоги. — Мы не знаем, что она может сделать. Шум храбрится, однако так далеко он не заходил. Не то чтобы в девчонке была ценность, но артефакт… Зря он недооценивает принципиальность женщин в некоторых вопросах. Мы можем горя хлебнуть с его бравадой, — говорил Филин, его голос стал немного  мягче, — Лучше бы её не было здесь.

    Горихвостка поняла, что разговор идет о ней, но покидать замок без артефакта было сродни самоубийству. Она уже не могла вернуться обратно, в комнату ей не хотелось. Встав на носочки она прошмыгнула мимо арки проследовав дальше по коридору. Путь привел её к следующей большой арке, украшенной резьбой в виде птиц и лесных духов. Деревья кронами царапали небеса, а из них поднимались потоки ветра скручивающего спиралями листву, облака и даже звезды в небесах. За резной аркой оказался огромный зал, стены которого были увешаны старыми гобеленами, изображающими сцены из древних легенд. В центре зала стоял каменный алтарь, а вокруг него были расставлены свечи, излучающие слабое теплое свечение.
    Внезапно, из темного угла зала вышла фигура. Это была высокая женщина с длинными, черными, как смоль, волосами и глазами, сверкающими подобно изумрудам. Она шла медленно и грациозно, её движения были полны достоинства и уверенности, от нее веяло опасностью ядовитой змеи. Ее рослый стан и алые одеяния заставили Горихвостку пошатнуться. В глазах побелело от страха, а ком ужаса застрял посреди горла мешая вскрикнуть.

— Ты нашла путь отсюда, маленькая птица?  — сказала женщина, её голос был мелодичным, но в нем чувствовалась скрытая угроза, — Ты же знаешь, я с нетерпением жду своё кольцо. Впрочем, терпение моё уже иссякло.
     Горихвостка чувствовала, как её сердце забилось сильнее. Она не знала, что ожидать, не могла осознать, что Алой ведьмы здесь просто не может быть. Или может? Ее глаза заметались по комнате, а руки дрогнули в защитном жесте прикрывая голову.  “Ведьма” ринулась вперед раскрывая огромную зубастую пасть и расправляя алый капюшон кобры. Уже попрощавшись с жизнью девушка дернулась стоило горячей руке коснуться тонкого плеча. Филин возвышался над ней и не мог скрыть улыбки наполненной иронией.
— Грач этот кошмар пытается найти годами, а ты наткнулась на него в первый же день здесь. Не волнуйся, твоя немота пройдет через три дня. Великая тень ходит здесь и пугает обитателей замка, кто ее испугается, у того она отнимает голос, признаться, за сотню лет, я сам попадался на ее уловки трижды. Помни, главное не ходи вниз и налево, — после этих слов Филин с самым скучающим видом отправился в сторону своих покоев, а точнее на поиски Грача. Осталось у него одно важное дело к юнцу, но дотошный хищник не мог не проверить, что это такое мелькнуло мимо арки и не показалось ли ему. Онемевшая от страха Горихвостка осталась одна в зале.

В стенах замка тихо скользят тени с дыханием старинных камней гоняющих ветер по открытым коридорам без дверей. Ничего не задерживается меж них и дымка одна за другой рассеивается хлопая на прощание черными крыльями. Горихвостка стоит, не решаясь шелохнуться, не оборачиваясь к незнакомому голосу новой тени. Если один отнял голос, значит другой может отнять зрение или еще чего поважнее, а Филин как назло ушел прочь. Опустив ресницы и наблюдая, девушка поддевает огонь ребром ладони, бережно поднося его ближе к солнечному сплетению и прикрывая второй рукой. Легко огонек переходит на руку и опускается на неё мерцающим перышком с острым концом, расходится цветом от белого к алому, источает такой же неровный свет. Есть у птички маленький секрет, который она не торопится рассказывать, если ей понадобится защита, с тенью она сможет совладать без чьей-то помощи.

      Зал, в котором оказалась Горихвостка, был просторным и в то же время пугающе крал всякий свет по углам, от чего казался куполом.  В свете мерцающих свечей, украшающих алтарь,  изображения на стенах  казались живыми, словно истории на них запечатленные готовы были сойти и разыграться прямо перед глазами спектаклем.  Вот что странно, вели себя фрески словно заколдованные, на разгадку такой загадки у неё уйдут долгие годы. Разглядывая спутанные переплетения фигур и узоров, Горихвостка упирается взглядом в непроглядную дымку. Потолок терялся в темноте, скрытый от взгляда тенями с крапинками мерцающих звезд-глаз воронов-теней.  Алэнна ощутила, как под ногами немного вибрирует пол. Казалось, будто замок живёт своей собственной жизнью, дышит, движется, наблюдает за каждым шагом своей неожиданной гостьи. Странное ощущение дежавю посетило её, но сосредоточиться на этом чувстве не придется. По крайней мере сейчас.

     В тихо дыхание замка внезапно ворвался Шум, словно сам был тенью. Его присутствие нарушило хрупкое равновесие между мыслями и реальностью, наполнив зал запахом душистых елей, мха и грозового неба. Тени задрожали, словно испуганные зайцы, забились по углам недовольно ворочаясь. Небо потолка погрузилось в полнейшую темноту, они больше не следили за ней, глаза не сверкали звездами.  Тихий шепот совсем затих уступив место звуку шагов, которые разносились по каменному полу, будто призывая обернуться к вороньему князю. Он сердце этого места, шумит и стучит гоняя жизнь по коридорам. Горихвостка не стала противиться, её глаза встретились с янтарными глазами Шума, сверкающими в тусклом свете свечей. Под её тонкими ребрами разогнался стук в такт, словно колокольчик в густом молоке тумана, и она застыла, словно плененная, не решаясь шагнуть вперед или отступить. Только перо дрожит на ладони неровным светом озаряя теплыми бликами белую ткань её платья. Рот открывается и губы очерчивают звуки слов, но голос так и не зазвучал унесенный тенью на три дня. Алэнна коснулась рукой своей шеи во второй сжимая светящееся перышко. На вопрос Шума она могла лишь покачать головой, подтверждая то, что в левую часть замка она не ходила. Еще раз окинув взглядом алтарь и клинок покоящийся на нем, она шагнула вперед. Его глаза, сверкающие в полумраке, оставались непроницаемыми для нее, но казалось, он видит насквозь.

   Действительно, что ей нужно здесь? Ноги будто сами вели Горихвостку, а дыхание замка подталкивало в спину до самого алтаря. Пальцем она указывает на каменную плиту с клинком лежащим на ней и вопросительно поднимает брови. Звал её алтарь, клинок или сам зал со спутанными фресками на стенах?  Конечно Горихвостка не знала, ей просто надо было что-то ответить Шуму. Полученное от огня перо она закладывает себе за ухо. Скинет его в случае опасности, совсем как в день, когда пыталась сбежать от теней Шума. Откуда у нее умение управляться с огнем  Горихвостка не знала, но у Алой ведьмы простых птиц никогда не водилось.

Еще раз взгляд мазнул по стенам на которых извивался мутной дымкой живой узор фрески. Показался Горихвостке знакомый взмах могучего крыла накрывшего собой закатное солнце, но сюжет смущенно скрывается за клубящимися кучевыми облаками. Неожиданно до нее дошло, что Шума целую неделю не было в замке. Неужели она столько проспала?  Растерянно она крутит перо в руке. У простого фамильяра таких перьев не бывает, словно не принадлежит оно маленькой посыльной птичке. На ладони она протягивает его Шуму, предлагая вороньему князю оставить трофей себе, но нет. Показав ему перо Горихвостка поднесла его к кинжалу, к самому большому камню, что сиял инкрустированный в резную рукоять. Переливались они совершенно одинаково и несмотря на предупреждение девушка тянется пальцами к камню. Словно околдованная его переливающимся сиянием. 

  Быстрее чем хозяин замка успеет что-то предпринять она касается камня и ослепительная вспышка озаряет зал. Словно кто-то пытался выжечь им глаза могущественным заклинанием. Пол под ногами начал качаться, но Горихвостка лишь пошатнулась падая на пол. Шум же, после того как разноцветные круги в глазах перестали плясать, увидел как кучевые облака начали расползаться на стенах открывая необычайно красоты витражи. На них он, Шум, летит над лесом и в его иссини-черных перьях усеянных звездами тонет алое солнце. Словно пытается скрыться за горой смущенное присутствием  могучего лесного духа. Он прилетает в замок и тот встречает вороньего князя распахнув свои двери, словно перед старым другом.

      Вторая рама наполняется осколками алого стекла и показывает Филина и Грача томящихся в золотой клетке алой ведьмы. Оба сбегают пока Шум с любовницей дарят друг-другу объятия удушливые до головокружения и поцелуи после которых губы иссушены, словно от песка. В тени стоят силуэты других золотых клеток в которых тенями бьются птицы. Как же давно это было?  Горихвостка поднялась, облокотившись на прохладный камень алтаря, и огляделась,  взгляд снова устремился на стены, где витражи, как живые картины, продолжали свою историю? А быть может предсказание? Или пересказ былого? Третья рама постепенно заполняется изображениями, яркими и пугающими одновременно.
    Третий витраж развернулся сценой побоища. Лес, охваченный пламенем, и вороньи крылья, развернувшиеся над деревьями, словно огромный черный занавес. В центре витража сиял образ Шума, восседающего на троне из ветвей и камней. Его глаза, наполненные решимостью и дикой энергией, вглядывались вдаль, а вокруг него, словно вихрь, кружились духи леса и звери, готовые к бою. Но что-то в этом изображении тревожило Горихвостку. Слишком много тени, слишком много боли и страха вокруг его фигуры и преданные тени напряженно дрожат. Ей казалось, что витраж пытался предупредить о чем-то важном, но витражи не говорят. Она ловит взгляд Шума готового к битве. Битве с хозяйкой алого болота, после которой терновый кряж разделил лес и болота пролегая на много миль вдоль уродливой болезнью наползая на лесные травы, убивая зверье шипами и утягивая на дно алого болота.

   Следующая рама наполнилась зелеными и голубыми осколками, которые складывались в образ спокойного, но глубокого озера. На его поверхности отражались звезды, а над водой скользила фигура филина. Его глаза светились мудростью и грустью, и казалось, что он охраняет тайну, сокрытую в глубинах озера. Вдруг из воды вынырнула фигура женщины с волосами, струящимися, как водопад, белыми и мерцающими как у самой Горихвостки. Она протягивала руку к филину, и её лицо выражало печаль и мольбу. Алэнна почувствовала, как её сердце сжимается от этого зрелища, словно витраж пытался донести до неё какую-то скрытую истину, что-то, что она должна была понять и принять. Филин тянет ее за руку, но цепи не дают духу покинуть лесное озеро. Неожиданно витраж чернеет и силуэт алой ведьмы вихрем налетает на пленницу. Филин едва успевает спастись и тяжело раненный улетает прочь к вороньему замку.

      Пятая рама начала заполняться серебристыми и тёмно-синими осколками, которые медленно складывались в образ ночного неба. Под этим небом, среди мрачных лесов и тенистых ущелий, стоял одинокий замок. Его башни тянулись к звёздам, а вокруг витала плотная аура теневых стражей, чьи глаза были подобны звездам. В окне одной из башен мелькнула фигура — маленькая птичка, Горихвостка, которая смотрела на ночное небо с тоской и надеждой, неся в своих лапках что-то блестящее. Её крылья быстро порхали. Витраж словно показывал ей её собственное прошлое.  Картинка неожиданно пропала и вновь сложилась из множества осколков. Под аркой стояла Горихвостка, окружённая светящимися духами леса. Её крылья расправлены, а лицо светилось мягкой улыбкой. За ней виднелся Шум, над которым парили тени воронов. К ним вышли Филин и Грач расправляя свои крылья сложенные за спинами.

      Если Горихвостка не понимала происходящего, то Шум мог не сомневаться в том, что никакой Аэланы не существовало, как ее сестры, матери и всех кто был якобы убит бандитами. Горихвостка такой же дух леса, как и он сам, вот только озера ее нет. Его проглотил колючий терн и болото. Все же, быть может как и замок  Шума, оно все еще существует как и его сила. Горихвостка повернулась выразительно округлив глаза, но открыв немо рот, все что она смогла, это ткнуть пальцем в открывшиеся витражи и еще несколько раз ткнуть в те на которых все еще клубились облака загадочной дымки.

Не то головой припечаталась Горихвостка, не то слишком долго спала. Черт ее дернул трогать древний алтарь, но руку словно саму повело или это всё замок? В голове гудело, звенело в висках, словно кто-то всколыхнул целое море хрустальных бусин. Образ Шума двоился перед глазами, и она послушно плелась за ним по лестнице, изредка оглядываясь на зал, где таял свет свечей, а витражи, словно по волшебству, превращались в рамы, окутанные изображениями дымки. Словно ничего не произошло в жертвенном зале.
Коридоры замка были усыпаны тенями воронов. Стены замка, увешанные древними гобеленами и гравюрами, казались живыми в свете факелов из за сотен мигающих глаз. Тени его сила, жизнь и они без замка растают тоже. Каждый шаг отдавался глухим эхом, создавая ощущение, что замок наблюдает за ними. Тени услышали Шума быстро, сорвались, пролетая по коридорам, чтобы вызвать Грача и Филина на разговор.

      Когда Шум с Горихвосткой дошли до большого каминного зала, их уже ждали. Зал просторный, с высокими сводчатыми потолками и огромными окнами, за которыми бушевала настоящая буря, что с появлением ведьмы перестало быть редкостью. На каменном полу лежали старинные ковры, а у стены возвышался величественный камин, в котором горел зелено-синий огонь с ярко-желтой сердцевиной, отбрасывая теплые отблески на темные деревянные панели.
Филин устроился в широком кресле, обтянутом темно-зеленым бархатом, а Грач облокотился о массивный дубовый стол, покрытый картами и бумагами. Одежда Филина выдавала в нем франта почище  Шума, темно-синяя мантия с золотыми узорами, была слегка помята. Его светлые волосы, обычно аккуратно уложенные, сейчас были немного растрепаны. Филин осмотрел обоих пришедших, переводя взгляд на Грача, но заговорил первым.
— Что ты хотел обсудить, Шум? Обычно от тебя собраний с чаепитием не дождешься, неужто есть какие-то новости о болоте. Ох, если так, то надеюсь, они хорошие. Надо думать, плохих слушать уже вовсе не хочется. Должна же удача улыбнуться и нам, — Филин потер пальцами лоб, пытаясь расслабить свои нахмуренные брови. Он поднял взгляд на ворона и, сомкнув губы, стал с интересом дожидаться ответа.

Горихвостка вышла из тени высокой фигуры Шума, подошла к дивану и уселась. Тонкие пальцы никак не могли нащупать замок на браслете, хотя след на металле имелся, как и выемка. Словно старинная головоломка, которую еще попробуй решить.
— Да, оставь. Пустышка все равно, жить не мешает. Я так и не смог открыть свой, — пожал плечами Филин. — Вон, так и болтается тоже.
Алэнна вздохнула, продолжая теребить браслет на своей щиколотке. Она подняла глаза и посмотрела на Шума. Его фигура, в черном одеянии, уже не казалась ей столь зловещей. Только она хотела привлечь к себе внимание, как зашипела от боли в пальце резко отняв руку от браслета и глядя на алую каплю крови. Шип, что должен был помешать снять браслет? Ловушка? Или… Горихвостка поднесла каплю крови к игле и та впитала ее полностью, после чего браслет открылся упав на каменный пол с характерным лязгом металла.
— Это как ты это сделала? — оживился Филин.

Белая полоска еще светлее чем цвет кожи, что казалось просто невозможным, напоминала о том, что браслет на ноге провел не один год. Слушая Рока Алэнна  сжала губы. Так вот откуда это мучительное желание спасти и защитить сестру. Беда давно уж случилась, ей и не поспеть, а в памяти мало помалу вспыхивают образы. Мира, вот как звали ее мучительницу, почему только она не убила её, а обратила птицей? Держала возле себя заставляя мотаться по разным поручениям, неужели хотела подольше помучить? Вопросов в голове Горихвостки становилось лишь больше, уже и кровь волшебная не радовала, раз сила ее черпается из сестринского проклятья. Неужели единственное настоящее в ее воспоминаниях это желание спасти сестру? Или в осколках воспоминаний затаилась картина былого, действительно существовавшего некогда.

“Во что ты умудрилась ввязаться, Мира?”
      С этой мыслью Горихвостке оставалось лишь пожалеть о том как мало она помнит. На деле она не помнила даже Миру, только Алую ведьму. Какой она была до того как любовь в сердце её была убита? Ей или Грачом? Так скоро  ответа не найти, не разобраться. Зато она смутно помнила те времена, когда в доме Алой ведьмы можно было застать Шума, хоть он сам к комнат с клетками не проявлял особого интереса. Все птицы боялись вороньего князя еще больше чем Алую ведьму и Горихвостка исключением не стала. Пока она сидела ошеломленная новостями к разговору присоединился Филин. Стать его потускнела, он посмотрел на Горихвостку пытаясь угадать в ней то ощущение дежавю, что пробудилось в нем с пробуждением алтаря.

— В то время птицы еще свободно летали по лесу. Из твоего поселения, Вороний князь, птицы разлетелись духами. Одна из них звездой упала в наш пруд  и вода в нем начала исцелять болезни и раны, рассказала нам о надвигающейся опасности, но что мы сделать могли? Болотный терновник быстро добрался до нас, мы выступили против вас. Проиграли, меня Грач вытащил, а я Горихвостку не успел. У нас Алая ведьма ее и поймала спрятав за прутьями высокой клетки. Мой славный поселок с волшебным озером поглотили болота. Я  был так сильно ранен, что забыл почти всё, — Филин от всколыхнувшихся воспоминаний нервно провел пальцами по влажному лбу. Откровение приятным вовсе не было, ведь он потерял все свои владения и если бы не замок, то уже точно растворился бы в лесу.
— Потом Рок привел меня сюда, когда ты сам опомнился, да я уж толком не помнил ничего… Иначе… — он сжимает руку в кулак до побеления пальцев, но быстро разжимает ее нервно схватив подлокотник, — да что уж теперь. Вот мы здесь и я понял, почему Алая ведьма не убила твоих слуг, а превратила в птиц. Самых сильных забрала себе, как и моих.  Чтобы силы их нам не достались, ослабить нас, Шум. Вот только ты давно живешь, Ворон, а я сплоховал.  У меня дуб стоял рядом с озером где зацепилась за существование Алэнна. Против я не был, тем более толк был.  По идее, если на алтарь пойдешь, то переродишься в нормального духа. Человеком тебе уж все равно не быть, — обратился он к Алэнне. Присягни мне или Шуму и обратись в верного духа. Так отыщем других и победим ведьму вернув уж если не былые силы, то получив еще и союзников, — без особых сантиментов проговорил Филин.
       Горихвостка обернулась округляя глаза и показывая на себя пальцем вопросительно. Казалось этим же пальцем она покрутит у виска, но нет. Человеческий свой век она изжила давно, сестры не помнит как и горького её предательства. Все же почему она так поступила? Вопрос который её беспокоил всё сильнее. Качнув головой Горихвостка поднялась с мягкого дивана с резными подлокотниками, сделала несколько шагов в сторону арки ведущей к покоям Шума. Проходя мимо него ее ноги словно отказали запнувшись о взгляд янтарных глаз. Обжигающие словно угли из костра они приковали к себе взгляд заставляя ее вспомнить их первую встречу. Когда Алэнна еще была человеком.

    Стоял августовский вечер, в ее руках была корзинка с ровными кубиками мяса. Старая травница дала и велела до рассвета ворон в огороде кормить, чтобы те не каркали ночью и не будили её.
— Нет чтобы пугало поставить ворон пугать, — прошептала юная девица вытирая руки о фартук. Несколько воронов прыгали вокруг тонких щиколоток норовя ухватить за синий лен длинной юбки, делая вид, что вот-вот издадут громкое карканье тем самым выпрашивая новую порцию мяса.
— А ты не пугало? Ишь ты, пугать и не ворон, а воронов, — раздался насмешливый мужской голос за спиной. Алэнна резко обернулась испуганно швырнув несколько кусков мяса в темноту. Вороны подхватили лакомство и за взмахами черных крыльев она наконец увидела говорившего. Высокий, статный юноша в черных одеждах и с янтарными глазами  взирал на нее с уверенной улыбкой. Будучи юной девчонкой Алэнна так испугалась ночного незнакомца, что припустила через кусты смородины, словно заяц, попутно сбивая алые гроздья ягод. Повелителя приютивших ее земель она тогда не знала.  Сейчас ее глаза округлились еще шире, но сказать она ничего не могла. Пугалом ее назвал, мерзавец. Ради этого на алтарь лечь? Жаль только искра памяти оборвалась так же быстро как и возникла, но неужто они виделись и забыла она?
— Ты чего на него так смотришь? — поинтересовался Филин, а Горихвостка вышла из своего оцепенения и побежала так же быстро в сторону покоев, где до этого провела во сне несколько дней.
— Испугалась разговора про алтарь, не иначе. Нам бы теперь надо жертву для алтаря найти. Хоть бы лань какую, раз твой алтарь вновь может пить кровь. Значит появился тот кто верит в тебя. Будет глупо ее убить, я вообще пошутил. Неужели нам повезло впервые за столько лет? Если найдем еще птиц из твоего поселения, то ты часть сил потерянных вернешь, может и сам что-то вспомнишь. Уговори ее хотя бы еще немного крови дать алтарю. Только не зашиби, а то вновь заснет, не она, а алтарь, - конечно шутки у Филина были своеобразные. Вдруг девица прямо сейчас пойдет вновь к алтарю и дел натворит?

Выслушав Шума, Филин задумчиво потер лоб пальцами. Мысли путались, воспоминания всплывали одно за другим, но всё казалось отрывочным, недостаточным для ясного понимания. Прояснилось многое, но все же оставалось неполным, как осколки битого витража. Вспомнив алтарь, Филин задумался о его значении. Этот древний, как сам лес, камень принимал кровь тех, кто верил в Шума. Но кто из них был верен? Горихвостка — несомненно, иначе алтарь не ответил бы на её жертву, видимо девчонка как-то сберегла память о прошлой жизни в недрах души. Удивительно, что именно веру в Шума, но жаловаться было не на что. А как обстоят дела с ним, Филином? Достаточно ли он проникся верой в вороньего князя, чтобы его кровь имела хоть какой-то смысл? Ведь жертва должна быть не простой: не каждый может подойти к алтарю, пролить кровь и рассчитывать на отклик. Это не разделочная доска, где достаточно ножа и мясника. Жертва требует осмысленного акта, глубокой веры, отточенного ритуала, чтобы само мироздание откликнулось на подношение признав ее значимость.

    Зал, где Филин погрузился в размышления прямо при Граче, был полон горечи, оставшейся после их беседы, неуместные попытки разрядить обстановку шуткой лишь усугубили это неприятное ощущение. Высокие резные каменные своды нависшие над головой, давили на мысли. Мерцающие грибы, свисающие с уступов, освещали пространство, но их свет казался тусклее нежели обычно. Замок хранил в себе тайны, многие из которых были забыты, даже Шумом растерявшим часть сил. Понимая, что слишком многое поставлено на карту, Филин тяжело вздохнул, обхватив голову руками. Замок, их жизни, будущее — всё это зависело от правильных решений, которые предстояло принять в ближайшее время. А он и без того в чужой войне потерял совершенно всё.

— Я бы на твоем месте попросил её немного крови пролить на алтарь, — пробормотал он, невольно взглянув на арку, через которую только что ушел Шум. Слова прозвучали в пустоту, но они всё же достигли слуха ворона, удаляющегося по коридору. Кровь, даже небольшая жертва, могла бы пойти на пользу. На мгновение мир вокруг словно замер, отзвуки его слов долго висели в воздухе, будто сам замок пытался осмыслить сказанное. В пустоте зала лишь редкий треск дров в камине нарушал безмолвие и редкие удары деревянных бусин в руках грача. Каминный огонь бросал теплые отблески на стены, но уют был иллюзорным, как мираж в пустыне. Никому сейчас не было спокойно, даже время в этом месте текло иначе.

— Перетрясти может и не перетрясем, умереть не умрем, но дать алтарю крови мы могли бы. Жертва маленькая, но это больше, чем ничего, да и замку пойдет на пользу, — добавил он, скорее обращаясь к самому себе и Грачу, Шум к этому моменту уж скрылся из вида. Филин внезапно схватил Грача за край одежды, не давая ему уйти из зала вслед за патроном.

— А дальше что? — мрачно проговорил он, неожиданно сжимая ткань ещё сильнее. Спокойный голос не скрывал тяжести момента. Было ясно, что Грач знает больше, чем говорит, и не спешит делиться этим знанием с товарищем. — Ты должен рассказать мне всё. Ты знаешь больше, чем говоришь. Один не справишься, а вместе будет быстрее. Думаешь, я не вижу твоего выражения лица? Каждый раз, когда речь заходит об алтаре или ведьме, ты то дрожишь, то бледнеешь. Выкладывай, Рок, уже не до шуток… Я хочу понять из-за чего всё происходит.

    Эти слова повисли в воздухе, замок вторил эхом, словно поддакивая Филину. Мужчина знал, что Грач не любит говорить о прошлом, особенно о том, что связано с ведьмой. Не видя смысла удерживать Грача дольше, чем на один вопрос, Филин разжал пальцы. Принуждать друга к разговору было сродни битью о стену. Грач всегда был скрытным, и заставить его говорить было не просто. Зная, что на многое рассчитывать не стоит, Филин всё же остановился у дверного проема, ожидая. В серых глазах застыла надежда. Свет, пробивающийся из коридора, осветил его лицо, делая черты более резкими, а взгляд — более пронзительным. Решимость идти до конца, несмотря на все трудности, была очевидна, у Филина и другого пути не было. Шанс стать духом хранителем у него появится лишь одолев Ведьму, ведь ни одно селение долго не проживет бок о бок с такой соседкой.

      Тем временем Шум обнаружил Горихвостку, стоящую у того самого алтаря. Погруженная в свои мысли, она не заметила его приближения, продолжая изучать древние письмена. Алтарь, принявший множество жертв, покрывался рунами, значение которых она пыталась разгадать, но не преуспела. Пальцы девушки не касались камня лишь водили по воздушным строкам, но было ощущение, будто она чувствует его спящее могущество. Ведь по рунам, под ее пальцем, пробегали желобки, словно алтарь покрывался венами по которым вновь текла сырая магия. Только ничтожно мало, что не удивительно.

     Легкий шелест перьев заставил её вздрогнуть. Быстро обернувшись, Горихвостка увидела Шума, почти бесшумного в своих движениях вопреки собственному имени. Но его присутствие всегда вызывало у неё напряжение, она будто чувствовала приближение оборачиваясь и глядя своими большими, круглыми глазами. Резко поднявшись на ноги, она отступила в сторону, чувствуя, как сердце учащённо бьется. Страх за собственную жизнь отразился в глазах, но осознав, что ворон пришел не за жертвой, Горихвостка постепенно успокоилась. Руки ещё дрожали после недавнего магического всплеска. Она знала, что алтарь может отнять её жизнь, но понимала, что должна что-то сделать, хотя не могла осознать, что именно, а потому продолжила всматриваться в письмена иногда поднимая вопроситтельные взгляды на Шума.

Девушка, прижав руки к тонким предплечьям, плавно склоняет голову набок, словно птица, что прислушивается к далекому шороху. Нервная усмешка едва тронула уголок губ, предательски выдавая страх. Как ей не бояться, если Шум, столь долго бывший любовником Ведьмы, являлся живым воплощением кошмара для каждой заточенной в клетке птицы. Шелест чёрных крыльев, острые перья воронов, пропитанные ночной тьмой, вызывали трепет даже в те времена о которых она уж и не помнила толком ничего. Взгляд, несмотря на страх, упорно остаётся на фигуре напротив, хотя внутренняя борьба вынуждает её вскоре опустить ресницы. Мысль о том, чтобы оставить немного своей крови на алтаре, не покидает. Это чувство тянуло всё ближе, как если бы она давно была в долгу перед этим древним камнем. Алтарь манил, притягивая её к себе, обещая, что больно не будет.
"Если кто-то берет, кто-то должен и отдавать."
   Слова старухи, когда-то спокойно раздающей мясо воронам, звучали в голове как эхо. Птицы хватали куски и стремительно исчезали в густой чаще елей, чьи пушистые ветви скрывали их силуэты. Горихвостка теперь знала, куда они летели. Слуги Шума несли дары — мясо и кровь — к этому самому алтарю, насыщая его,  утоляя древний  голод. Тогда подношения были щедры, а память всё чаще возвращала её к тем далеким временам, к жизни, что ускользнула, как сон.
    Что такое капля крови для алтаря? Мысль о том, что одна капля не изменит ничего, пугала, но руки уже тянулись к клинку. Пальцы осторожно касаются рукояти, словно проверяя, не откликнется ли он магией, как прежде. Но теперь лезвие спокойно, сияющий драгоценный камень в рукояти мягко светится, как будто откликаясь на робкую просьбу Шума. Орудие казалось послушным, словно ожидало этой жертвы. Лезвие медленно приближается к белоснежной коже, как вдруг из тени возник кошмар, что лишил её голоса.
Алый призрак ведьмы, словно сама, явилась перед ней. Была ли это шпионка? Морок? Или тень заклятия, как осколок, засевший в сердце этого места.
— Дрянь. Я столько о тебе заботилась, а ты решила алтарь напоить? — холодный голос ведьмы хлестнул по воздуху, подобно удару плети. — В нём крови столько, что она до сих пор не просохла. Он полон сил, вопреки той жалобной песне, что тебе нашептывают. Отложи нож, лети ко мне, а я задержу Шума, он тебя не тронет, даю слово. Я тебя не трону тоже.
     Алые одеяния ведьмы, словно ползучие кровавые лозы, начинали обвивать каменные плиты пола, врастая в стены замка. Казалось, само здание брезгливо содрогнулось, чувствуя это вторжение. Замок, как и Горихвостка, реагировал на ведьму испугом, чувствуя её силу и власть. Когда-то они с Горихвосткой действительно были похожи, но теперь между ними не осталось и следа этого родства, по крайней мере Аэланна чувствовала, что существо перед ней не её сестра. Быть может, когда они встретятся лицом к лицу что-то и изменится…
         Горихвостка, тяжело дыша, вырвалась из плена страха и мотнула головой, будто стряхивая паутину наваждения. Она с вызовом полоснула клинком свою руку, словно у неё была запасная. Кровь алыми ручейками стекала по коже и капала на алтарь, который будто сам жаждал этого дара. Её жертва вызвала мгновенный отклик — алтарь затрепетал, как будто с древних глубин доносилось эхо ударов сердца. По коридорам прокатился этот глухой стук, словно замок пробудился ото сна. Лёгкий ветерок прошелестел в воздухе, казалось он вдохнул вместе с воронами, которые с оглушающим криком вырвались из теней.
      Чёрные стрелы воронья устремились на кошмар, жестоко отрывая кровавые лоскуты магического видения своими острыми клювами. Каждый кусочек, оторванный от ведьмы, падал на алтарь и мгновенно воспламенялся зелёным пламенем, которое, казалось, само очищало это место от её тёмной магии. Истошный крик разнесся вдоль коридоров оглушая и царапая своим скрежетом даже кости. Вопль кошмара был столь громким, что без труда заглушал карканье воронов.
   Когда они расправились с кошмаром, а на алтаре остался лишь прозрачный пепл поглощенного паразита, стены словно стали светлее. В горле Аэланна перестало давить и она ощутила, что голос вернулся к ней.
—Она не останавливается, — испуганно проговорила девушка сжимая руку выше раны пальцами. Алтарь пил, кажется не мог остановиться, сам. Пробудился от долгого сна стремясь восполнить свои сил, — остановись! — испуганно воскликнула девушка. Сейчас ей умирать совсем не хотелось.

*****

   В другом конце замка, где сидел Филин, слушая рассказ Грача, казалось, шум не мог проникнуть. В этом месте царила почтенная тишина, будто они находились в другом измерении, оторванные от происходящего вокруг. Лунный свет, льющийся из щелей в стенах очерчивал их силуты. Филин, всё больше погружаясь в слова Грача, медленно опускал голову, чувствуя, как тяжесть рассказанного давила на него. Каждый глубокий вздох был эхом непроизнесенных мыслей, которые Филин пытался сдержать, пока Грач делал паузы, словно подбирая слова, чтобы описать всё, что с ними произошло.
Новости, которые он услышал, были гнеттущими. Мрачные истины разворачивались перед ним, как старый свиток с забытыми сказками, которыми бабки пугают непослушных детишек. Грач, сидевший напротив, говорил тихо, но слова резали воздух, словно лезвие.
— Шум не видел, потому что был силен, а быть может, и околдован, — медленно произнес Филин, поглаживая бороздки на деревянных четках, чтоон беззастенчиво снял с кисти Граача. — Никто из нас не видел, пока не стало слишком поздно. Здесь все всё потеряли, кроме ведьмы Алой. Но вот откуда у неё такая сила, что кружит головы духам и морочит их? — голос его опустился до шепота, словно он боялся, что даже стены могут услышать слишком много. — Чужих слуг обратить и заточить, — это тоже огромная сила. Она не убила их, чтобы души не попали в Скалу. Все души здесь принадлежат Шуму, и после смерти они станут его воронами.

    Филин слушал, знал, что правда скрыта глубже, что ни один рассказ не раскроет всё до конца. И как только Грач замолк, сделав паузу, пол под их ногами вдруг качнулся, как будто замок ожил. Сначала это было едва заметное движение, но вскоре волна прокатилась по всей комнате. Оба мужчины резко поднялись, напрягая слух и пытаясь понять, что произошло.
Филин, сидя на краю стула, прикоснулся к холодному камню пальцами, ощущая его вибрацию, как биение сердца, пробуждающегося от долгого сна. Свет в комнате стал чуть ярче, будто сам замок расправлял свои плечи, пробуждаясь от вековой дремы.
— Уф... Надеюсь, это эффект от крови девчонки, — сказал Филин, прислушиваясь к своим ощущениям. Он медленно выпрямился, оглядывая комнату. — Потому что, если она всё ещё верит в Шума как в хранителя, то, возможно, у нас есть шанс. А ты не вешай клюв, — добавил он, бросив взгляд на Грача, который, казалось, потерял свой боевой дух. — Кто же знал, что отвергнутая женщина страшнее магической чумы? Мира и Аланна... если они когда-то были людьми, то точно не обычными. Из кого попало ведьмы не выйдут, особенно таких масштабов. Но откуда нам теперь узнать их историю? Как они вообще оказались в этой деревне? Ты сам ничего не помнишь? Что-то из раннего?
     Ещё один удар прокатился по замку, заставив стены снова содрогнуться. Филин нахмурил брови, медленно подходя к арке. Он машинально поправил манжет своего рукава, готовясь к тому, что их может ожидать. Пол под ним слегка вибрировал, как будто что-то огромное, живое.
— Давай спустимся и посмотрим, что у них там происходит, — сказал Филин, делая шаг к двери. — Чувствуешь? Замок ходит ходуном... Я уж думал, только мы с тобой так его раскачиваем ночами, — добавил он с натянутой усмешкой, но в его глазах не было и следа веселья. Подтянув пояс и бросив последний взгляд на Грача, он уверенно направился к выходу, он услышал всё что хотел, но идей в его голову новых так и не пришло.